Интеграция и ассимиляция как основные тенденции этнополитики (на примере Эстонии) Мадиевский Д.Ю.

02.06.2004

В работе анализируются основные характеристики эстонской модели интеграции, роль государства и общественных институтов в её осуществлении. Особое внимание уделено проблемам и возможным последствиям ассимиляционной политики в сфере межнациональных отношени

Глава 1. Эстонская модель интеграции.
Роль государства в её осуществлении.

Основные параметры подходов доминирующих на политическом ландшафте Эстонии национал-радикальных сил по этнополитической проблематике были сформированы "в общественно-политическом контексте, характеризовавшимся восстановлением независимости ЭР и необходимостью, с точки зрения народа и государства, утверждения справедливости".¹ Такого рода ангажированность правых политиков наложила свой отпечаток на процесс формирования законодательной базы страны, ориентированной на "обеспечение сохранности эстонской нации и культуры на века²" и создание в данном контексте фактически мононационального и монокультурного государства. В этой связи, "рассматривавшие эстонскую нацию в качестве доминирующей и прикрываясь при этом лозунгами о необходимости обеспечения правопреемства довоенной Эстонской Республики, праворадикальные политики добились принятия целого ряда откровенно дискриминационных законов"³ о гражданстве, иностранцах, языке, задачей которых было максимальное выдавливание неэстонцев из Эстонии.

читать дальшеДанный силовой курс эстонских властей на решение национальных вопросов, усугубляемый неспособностью к поиску даже минимальных компромиссов с некоренным населением привёл к заметному обострению межэтнических проблем в стране (откровенное игнорирование региональной специфики вылилось в социально-экономический кризис русскоязычного Се-веро-Востока, приведший к выдвижению руководством гг Нарвы и Силамяэ требований о предоставлении автономии данному региону)⁴, российско-эстонских отношений и интернационализации дискуссии по вопросу о состоянии гуманитарной обстановки в Эстонии. К мониторингу гуманитарной ситуации в ЭР активно подключились Совет Европы и ОБСЕ, причём последняя участвовала в процессе приведения эстонского законодательства в соответствие с требованиями Организации как в рамках задействованной чрезвычайной процедуры "московского механизма", так и путём направления в страну миссии на долговременной основе.

Столкнувшись с единой позицией международных структур, настаивающих на необходимости "облегчения интеграции большого количества некоренного населения"5, руководство Эстонии было вынуждено пойти на определённые уступки в вопросах корректировки отдельных аспектов законодательства, не затрагивающих в целом основ этнополитики, а также предпринять усилия по формированию экспертных структур с участием представителей некоренного населения. Наряду с обозначением активности в выполнении рекомендаций ВКНМ ОБСЕ по приведению гуманитарного законодательства в соответствие с международными нормами, одним из первых шагов властей по организации диалога с русскоязычным населением стало создание 10 июля 1993 г. под эгидой Президента Л.Мери круглого стола по вопросам нацменьшинств, призванного заниматься проблемами социально-политической, экономической адаптации некоренного населения. В контексте данной активности в 199⁵ г в рамках министерства образования были созданы несколько аналогичных совещательных органов в виде Комиссии по делам языка и группы по вопросам социально-культурной интеграции.

Однако в связи с тем, что такого рода спорадические попытки создать как внутри страны, так и на Западе впечатления эффективного участия некоренного населения в решении национальных проблем и достижения в данном контексте устойчивого прогресса в нормализации гуманитарной обстановки в Эстонии успеха не имели, власти были вынуждены несколько активизироваться в "распутывании интеграционной проблематики"⁶, имея ввиду осуществить переход от спорадических акций в данной области к проведению скоординированной интеграционной стратегии. С учётом того, что значительная часть эстоноязычного электората по прежнему придерживалась весьма консервативных взглядов по вопросам межэтнических отношений, негативно относясь к возможности радикальных перемен в национальной политике, правящие эстонские круги в этой связи были вынуждены приступить к поискам развязки на этом направлении исключительно на экспертном уровне без какого-либо задействования государственных структур. Так, в частности, предполагалось, что созданная под эгидой Программы развития ООН (ПРОООН) рабочая группа под председательством профессора Тартуского Университета Р.Тагепяру путём обобщения эстонского опыта налаживания межобщинного взаимодействия подготовит для правительства "набросок" концептуальных основ интеграционной политики, способный не только послужить базой для разработки официальных документов в этой сфере, но и оказать пропагандистское воздействие на общественное мнение как внутри страны, так и за рубежом.

Отличительной чертой разработанного экспертами доклада "Интеграция некоренного населения в эстонское общество: целевые направления" явилось стремление авторов представить в качестве первопричины сложившейся в Эстонии гуманитарной ситуации не законодательные изыски национал-радикалов начала 90-х гг., а действия СССР, сначала "угрозами насилия и его применением уничтожившего самостоятельную и демографически эстононациональную Эстонскую Республику, а затем путём проведения имперской национальной политики вытеснившего с территории страны эстонского языка и культуры и подменившего их русским языком и интернациональной советской культурой"⁷. Вытекающее отсюда признание прибывшего после 1940г. русскоязычного населения нелегальными мигрантами имело целью обосновать правомочность применения к некоренным жителям ограничительных законодательных мер.

Вместе с тем, отталкиваясь от тезиса об окончательной сформированное™ эстоноцентричной государственности и отсутствия в связи с этим прямой угрозы безопасности Эстонии со стороны некоренного населения, в исследовании признавалась необходимость осуществления государственной стратегии интеграции. В данном контексте наиболее примечательным аспектом явилась первая попытка идентификации понятия интеграции ("взаимоприятие этноязыковых групп, при котором единое общение осуществляется через эстонский язык и все жители страны лояльны к Эстонской Республике"⁸), наряду с определением всего спектра целей данного процесса ("стратегической конечной целью является обеспечение устойчивой общественной стабильности. Ближайшей целью при этом остаётся приведение управляемости текущего переходного периода в соответствие с действующим правопорядком и международными нормами"⁹).

В качестве магистральных направлений интеграционной стратегии авторы доклада рассматривали проблемы натурализации и языковой политики, исходя при этом из необходимости дифференцированного в данных случаях подхода к разным возрастным категориям населения. В документе весьма прагматично рассматривалась возможность "признания неэффективности принуждения к переобучению старшего поколения. Для общей интеграции достаточным достижением с их стороны был бы доброжелательный, понимающий нейтралитет, например отождествление себя с Эстонией через детей и внуков"¹⁰. Перспективы интегрирования молодого поколения оценивались в докладе более оптимистично, ввиду его неотягощённости наследием прошлого, необременённостью идеологическими догмами. В этой связи формулировалась установка властных структур "на привлечение к жизни эстонского общества именно этого нового поколения, создание ему необходимых условий для получения гражданства, эффективного изучения языка и получение ориентированного на Эстонию образования"¹¹. В целях формирования благоприятной интеграционной среды для реализации поставленных целей значительное внимание уделялось необходимости решения информационно-коммуникативной проблемы путём переориентации некоренной общины со средств массовой информации России на эстонские СМИ, т.к., по мнению авторов, "сущность некоренных переселенцев как имперского национального меньшинства будет сохраняться до тех пор, покуда сохранится его прямая зависимость от прежнего культурного пространства"¹².

Заложенные в исследовании идеи были во многом использованы эстонскими властями при подготовке первого официального концептуального документа ("Отправные положения государственной интеграционной политики Эстонии по интеграции неэстонцев в эстонское общество", призванного законодательно определить контуры основных направлений национальной политики Эстонии. При этом эстонское руководство постаралось максимально сохранить дух положений доклада ПРООН, несколько "пригладив" лишь тональность подачи материала. Так, в документе фактически выдавалась индульгенция законодательной деятельности национал-радикалов на межнациональном "поле", приведшей по сути к отстранённости подавляющего большинства неэстонцев от полноценного участия в общественно-политической жизни Эстонии, их замкнутости в мире своего языка и своих настроений и возникновению тем самым угрозы формирования в стране модели "два общества в одном государстве". В то же время признание реальности негативного воздействия подобных тенденций на различные аспекты состояния общества привело авторов документа к мысли о безальтернативное™ идеи замены спонтанного развития национальной политики путём имплементации государственной интеграционной стратегии, включающей в себя её институционное и финансовое обеспечение.

При определении в документе приоритетных направлений процесса интеграции, трактуемого эстонскими властями как "включение человека в общественно-политическую жизнь на всех её уровнях, обозначающее не изменение этнической принадлежности, а устранение препятствующих полноценному участию неэстонцев в политической жизни барьеров"¹³, авторы, на фоне утверждений о направленности интеграционной деятельности в первую очередь на детей и молодежь, а также на создание условий для превращения неэстонцев в субъектов интеграционных процессов, всё же не смогли преодолеть комплекс эстоноцентричной ангажированности, констатировав, что "интеграционная политика должна обеспечивать сохранение эстонской нации и эстонской культуры, а также стабильное будущее Эстонии и перспективу её развития в объединяющейся Европе".¹⁴ Выбор целей интеграционной политики носил менее идеологизированный характер и был ориентирован на решение практических задач (уменьшение степени региональной изоляции неэстонцев, ускорение процесса натурализации, улучшение уровня владения государственным языком, адаптация неэстонцев в эстонскую культурную среду, политическая интеграция граждан Эстонии из числа неэстонцев в структуры законодательной и исполнительной власти) урегулирование которых в значительной степени способствовало бы нормализации социально-политической обстановки в стране.

Осознавая, что без подключения к процессу имплементации "Основных направлений" всех политических сил перспективы реализации заложенных в нём положений становятся минимальными, особый акцент в документе эстонское руководство сделало на необходимости достижения политического консенсуса для формирования и запуска государственной программы. С целью придания документу более весомого общественного статуса власти Эстонии помимо одобрения его на правительственном уровне 10 февраля 1998 г. включили в процесс его обсуждения и парламентские структуры. Парламент практически не изменил текст правительственного проекта, лишь актуализировав его значимость для эстонского общества, отметив 10 июня 1998г., что документ "должен быть запущен как государственная программа развития и в течении последующих лет должен стать стержнем интеграционной политики Эстонии"¹⁵.

Усилия руководства страны на интеграционном "поле" в законодательной области подкреплялись действиями исполнительной власти на республиканском и региональном уровне. Гак, помимо распространения с июня 1998 г. сферы ответственности функционировавшего с 1992 г. министра по делам народонаселения на интеграционную проблематику эстонское правительство приняло во многом историческое решение об учреждении 31 марта 1998 г. первого специализированного интеграционного органа — Целевого учреждения интеграции для инициирования и реализации проектов в этой сфере, путём аккумулирования как госбюджетных средств, так и ресурсов, выделенных международными структурами. В то же время, укрепляя регулирующие процесс интеграции центральные механизмы, правительство уделяло определённое внимание и региональным аспектам интеграции, преимущественно социально-экономической направленности, одобрив целый ряд документов, в т.ч. "Основные черты региональной программы развития Ида-Вирумаа на 1998-2003 гг." и "Стратегия регионального развития Эстонии".

Несмотря на предпринятый эстонским руководством некоторый прорыв в интеграционной области, большинство аналитиков сходилось во мнении, что предложенные меры являлись недостаточными для минимизации сегрегационных процессов ввиду явной недооценки важности процессов интеграции для эстонской нации. Причины столь "революционной" трансформации сознания определённой части эстонской политической элиты были конкретизированы 23 ноября 1998 г. Академическим Советом Президента Эстонии, признавшим в обращении к общественности, что "во-первых, эстонцы не столь многочисленны и богаты, чтобы отказаться от общего вклада эстонцев и инородцев в развитие государства, его экономики и культуры. Во-вторых, отчуждение инородцев способствует нестабильности всего общества, что находит своё выражение в неуверенности неэстонцев в своём будущем, в их страхе потерять культурную идентичность и в страхе эстонцев перед новой оккупацией".¹⁶

Дальнейшее развитие политических процессов в Эстонии в значительной степени актуализировали для правящей правой коалиции проблему реализации установок Академического Совета путём постепенного отхода от политизации интеграционных проблем в сторону большего прагматизма путём наполнения конкретным содержанием одобренные парламентом контуры интеграционной стратегии. Прежде всего это было вызвано осознанием эстонских политиков того, что с учётом завершения процесса кристаллизации эстонского политического "поля" устойчивость электората крупных действующих эстонских партий не позволяет рассчитывать на какое-либо существенное изменение нынешней расстановки сил, а ведёт лишь к переструктурированию эстоноязычных избирателей в рамках существующих идеологических границ. В этой связи здесь практически пришли к пониманию того, что в данной ситуации именно постепенно увеличивающийся русскоязычный электорат может уже в ближайшем будущем стать во многом определяющим фактором формирования властных конфигураций как на местном, так и на парламентском уровне. Помимо этого на прагматизацию взглядов правых политиков по интеграционной проблематике значительное воздействие оказало и приобретённое в ходе диалога с Европейским Союзом понимание того, что без достижения определённого уровня "евростандартности" гуманитарной ситуации в стране, свидетельством которого, прежде всего, может стать свёртывание нехарактерного для стремящегося в ЕС претендента мониторинга ОБСЕ невозможно рассчитывать на реальный прогресс на переговорах о присоединении к Евросоюзу, достижение членства в котором трактуется официальным Таллином в качестве одного из основных внешнеполитических приоритетов Эстонии. Еще одним стимулом для повышения интеграционного тонуса эстонских властей несомненно стала позиция руководства другого объекта приоритетного внимания эстонской политики — НАТО, в ходе обсуждения первого этапа реализации Программы ЭР по интеграции в Альянс указавшего на то, что стабилизация социально-политической обстановки в обществе, в том числе и путём ускоренного развития интеграционных процессов, рассматривается в Брюсселе в качестве важного критерия готовности страны к полномасштабному членству в Североатлантическом блоке.

В этой связи правящая коалиция постаралась в максимально сжатые сроки обеспечить завершение концептуальной основы интеграционной стратегии и в данном контексте провести ускоренное общественное обсуждение, разработанный правительственной комиссией проект государственной программы "Интеграция в эстонском обществе 2000-2007 гг.".

Отличительной особенностью данного документа стало первое признание на официальном уровне того, что "унификация общества является двусторонним процессом, при котором в эстонском обществе как эстонцы, так и неэстонцы интегрируются вокруг прочной общей составляющей"¹⁷, т.к. до сих пор "интеграция неэстонцев рассматривалась преимущественно как проблема самих неэстонцев"¹⁸. Помимо этого весьма примечательным моментом правительственной программы являлась трактовка интеграции как длительного процесса, нуждающегося в планомерной поддержке со стороны всех государственных институтов (определённые в программе основные направления интеграционного процесса были рассчитаны разработчиками программы на реализацию в течение двух-трёх поколений). О

днако несмотря на определённые нововведения, программа всё же не являла собой образец новаторского восприятия интеграционных процессов, сохранив дух преемственности в отношении всех принятых эстонскими властями документами. Так, необходимость в коммуникативно-языковой интеграции традиционно объяснялась авторами изолированностью неэстонцев от эстонского общества вследствие недостаточного владения эстонским языком. В данном контексте, рассматривая образование в качестве центрального интеграционного фактора, способного не только привести к ликвидации барьеров в общении или конкуренции на рынке труда, но изменении настроенности в обществе, официальные власти по прежнему исходили из разновеликости участия общин в интеграционных процессах (как указывал в данной связи премьер-министр М.Лаар, "от неэстонцев требовалось доказывать готовность принимать участие во всех сферах жизни, а от эстонцев — повысить интерес титульной нации к мультикультурности Эстонии, быть открытым в процессе интеграции неэстонцев"¹⁹). С аналогичных позиций трактовались также и проблемы политико-правовой интеграции, воспринимаемые исключительно в контексте декларируемых намерений ускорения процесса натурализации, формирования у эстонцев и неэстонцев единого государственного идентитета, создаваемого на базе эстоно-язычного информационного пространства. Характерным свидетельством неэффективности такого подхода к реализации поставленных в этой области задач стало признание министра по делам народонаселения ЭР К.Сакс о том, что "Эстония по прежнему находится в положении, когда партийная принадлежность неэстонца во многом зависит от его национальности, чем от политических взглядов или мировоззрения".²⁰

Наряду с некоторыми изменениями в подходах эстонских властей к определению параметров интеграционной политики, основной акцент в программе всё-таки по прежнему был сделан преимущественно на освоении неэстонцами государственного языка, восприятии ими эстонской культуры. При этом в документе фактически полностью исключалась возможность кардинальной корректировки принятых на основе идеологии мононационального государства и как показала практика, фактически препятствующих проведению десегрегации общества законов о гражданстве, иностранцах, языке, основной школе и гимназии, выборах парламента и собраний местных самоуправлений.

Придавая большое значение разработанной правительством интеграционной программе, большинство политических сил Эстонии постаралось выразить своё отношение к данному документу, причём в отличие достаточно монолитных позиций эстоноязычных партий и организаций, в целом поддержавших официальную точку зрения вне зависимости от идеологических установок, отношение политических партий и движений, претендующих на выражение интересов русскоязычного населения страны, к правительственному проекту не отличались подобным единообразием.

Ряд партий, в том числе Русская партия (РПЭ) и Русская партия единства (РПЕ), практически никоим образом не отреагировали на появление данного документа, а громогласно заявлявшее о себе накануне муниципальных выборов осенью 1999 г. <&apos;как о подлинном защитнике русских интересов" движение "Народное доверие",трансформировавшееся впоследствии в Русско-Балтийскую партию (РБПЭ) ограничилось лишь замечаниями общего плана от имени своего лидера С.Иванова.

Наиболее последовательно по проблеме интеграции выступала Объединённая народная партия Эстонии (ОНПЭ), сочетавшая достаточно жесткую публичную критику в адрес официальных властей по поводу духа и буквы правительственного варианта программы с готовностью конструктивного сотрудничества со всеми политическими силами Эстонии с целью выработки сбалансированного проекта.

Так, 4 марта 2000 г. Совет уполномоченных ОНПЭ выступил со специальным заявлением, в котором предостерёг кабинет министров МЛаара от поспешных планов принятия т.н. программы интеграции общества в Эстонии в 2000-2007 гг По мнению лидеров ОНПЭ, разработанный комиссией при министре К.Сакс проект, несмотря на содержащуюся в нём декларацию интеграции, не имеет ничего общего с подлинной интеграцией, т.к. в качестве главной составляющей программы декларируется традиционная ссылка на необходимость освоения всеми неэстонцами эстонского языка, знание и восприятие ими эстонской культуры, истории, традиций и обрядов. Руководство ОНПЭ полагает, что "переход на интеграционные рельсы невозможен без коренного изменения законодательства в области гражданства, языка, культуры, образования, без законодательного обеспечения равенства всех жителей, независимо от языка и национальности, в экономической сфере и на рынке труда, без обеспечения практически всему населению возможности участия в политической жизни, влияния на деятельность структур законодательной, исполнительной и муниципальной власти"21. Заявив о необходимости разработки и широкого обсуждения нескольких альтернативных проектов, чтобы путём компромисса прийти к общественному согласию, закреплённому постановлением Рийгикогу, Совет уполномоченных обратился с призывом ко всем политическим и общественным организациям Эстонии, международным организациям, особенно Европейскому Союзу, оказать воздействие на правительство Эстонской Республики с тем, чтобы исключить возможность принятия программы, усиливающей принудительно-ассимиляционные процессы и тем самым противоречащей международно-правовым нормам и несущей угрозу стабильности и демократическому развитию Эстонии.

Стремясь минимизировать негативное воздействие критических замечаний в адрес программы со стороны представителей нацменьшинств для попыток официальных властей сформировать на Западе имидж консенсусного восприятия эстонским обществом национальной политики, а также опасаясь потерять политическую инициативу в интеграционных вопросах (о готовности разработать альтернативные варианты программы заявили ОНПЭ и Центристская партии), правительство в спешном порядке свернуло длившуюся всего 2 месяца дискуссию и 14 марта 2000 г. одобрило данный документ. В дальнейшем используя перевес в парламенте правая коалиция блокировала любые попытки оппозиции инициировать обсуждение интеграционной проблематики в Рийгикогу (21 сентября правые партии отклонили предложение ОНПЭ о разработке специального Закона "Об интеграции" как под предлогом того, что, дескать, "национальный вопрос для Эстонии сегодня не самый важный, есть у нас ещё немало более острых проблем"²¹, так и путём голословных утверждений о неактуальности такого рода дополнительных мер при наличии, якобы, эффективно действующего законодательства в этих областях.

Стремясь обосновать данную точку зрения, эстонские власти значительное внимание уделили подготовке специального правительственного доклада "Integrating Estonia 1997-2000" (зафиксированные в отчёте временные рамки фактически являются признанием официальных властей того, что несмотря на широковещательные заявления о постоянном внимании, уделяемой этой проблеме с первых дней независимости, реальная деятельность на интеграционном направлении началась лишь в 1997 г.)²², в котором ведущее место было отведено доказательству евростандартности законодательной базы интеграции.

Так, в части, касающейся Закона "О гражданстве", настаивая на соответствие данного документа общепризнанным международным стандартам, авторы одновременно практически не скрывали политической ангажированности правящей коалиции относительно незыблемости Закона "О гражданстве" (в докладе упоминается о том, что данное обязательство содержится в Коалиционном соглашении), ограничиваясь при этом лишь констатацией намерения "улучшать административные возможности и сократить технические препятствия для ускорения натурализации"²³. В качестве доброй воли коалиции по данной проблематике в документе преподносилась принятие парламентом 14 июля 2000 г. инициированной председателем РБПЭ С.Ивановым поправки к данному Закону, предоставлявшей возможность распространения процедуры упрощённого получения гражданства на лиц с физическими недостатками.

Обосновывая эффективность действия данного Закона авторы ссылались на сокращение численности лиц без гражданства в период 1992-2000 гг с 404 тыс. чел. до 175 тыс. чел., откровенно игнорируя при этом явную тенденцию замедления темпов натурализации в последние годы (в 1994-1997 гг гражданство в порядке натурализации получали ежегодно около 20 тыс. чел., в 1998 г. — 9.969 чел., в 1999 г. — 4.533 человека, в 2000 г. 3.425 чел., причём лишь 1.297 чел. из них прошли процедуру натурализации в полном объёме).

Стремясь доказать евростандартность Закона "О культурной автономии", авторы использовали в качестве аргумента ссылки на его преемственность в отношении духа и буквы принятого в 1925 г. аналогичного Закона. Вспоминая о передовом для европейского права 20-х годов характере Закона "О культурной автономии" и экстраполируя его на современность, авторы тут же вступили в противоречие с собственной логикой, констатировав факт изменения демографической ситуации в стране вследствие "перемещения в Эстонию значительного числа иммигрантов, составивших впоследствии большую часть национальных меньшинств"²⁴. Упоминая в данном контексте о праве лиц, принадлежащих к нацменьшинствам пользоваться всеми возможностями культурной автономии, авторы обошли вниманием то обстоятельство, что в соответствии со сделанной Эстонией оговоркой при присоединении к рамочной Конвенции Совета Европы о защите национальных меньшинств к этой категории населения относятся лишь граждане Эстонии.

Стремясь доказать, что принятые поправки к Закону "О языке" полностью соответствуют международным нормам, эстонские власти фактически предприняли попытку исказить в докладе подлинную формулировку трактовки ситуации как Европейским Союзом, так и ВКНМ ОБСЕ ("в значительной степени". В данном случае откровенно замалчивался тот факт, что принятый летом 2000 г. подзаконный акт об имплементации Закона в сфере частного бизнеса выводил из-под действия документа преимущественно граждан ЕС и не решал проблемы для русскоязычных предпринимателей.

Касаясь проблемы т.н. "нелегалов" и усилий властей на этом направлении, авторы ссылались на принятые 17 февраля 1999 г. поправки к Закону "Об иностранцах", в соответствии с которой лица, относящиеся к данной категории, прибывшие в Эстонию до 1 июля 1990 г. и не выезжавшие впоследствии из страны, могут претендовать на получение вида на жительство вне иммиграционной квоты. Признав, что данная мера не принесла ожидаемых результатов, вина за провал этой акции полностью была возложена на "нелегалов", по прежнему, якобы, не желающих урегулировать свои отношения с государством. В докладе не содержались предложения о путях решения этой проблемы, затрагивающей только по официальным оценкам около 30 тыс. чел, а лишь констатировалось, что "желание этих людей участвовать в процессе интеграции представляется сомнительным и их вовлечённость в этот процесс является чрезвычайно сложной задачей"²⁵.

Подтвердив в данном контексте, что квотный принцип является краеугольным камнем иммиграционной политики ЭР в докладе содержалось утверждение о том, что принятые 15 декабря 1999 г. и 11 апреля 2000 г. поправки, выводящие из-под действия квоты граждан ЕС США, Норвегии, Исландии, Швейцарии и Японии, а также супруг граждан Эстонии в случае наличия у них либо беременности, превышающей 12 недель, либо детей до 15 лет, "обеспечили более гибкое применение данного принципа"²⁶. Авторы в данном случае полностью проигнорировали мнение Комитета ООН по ликвидации всех форм расовой дискриминации, чтобы "квотный принцип применялся без какой-либо дискриминационное™, базирующейся на расовом, этническом или национальном признаке"²⁷.

Таким образом, пракгика показывает, что усилия эстонских властей в интеграционной сфере пока носят преимущественно пропагандистский характер и ввиду воздействия внутриполитических и внешнеполитических факторов являются больше вынужденными акциями, чем осознанными, целенаправленными действиями, реально ориентированными на улучшение гуманитарной ситуации в стране.

<hr noShade="true" width=0"30%" align="left">

1. Отправные положения государственной интеграционной политики Эстонии по интеграции неэстонцев в эстонское общество, Таллин, "Riigi Teataja" I 1998, 57,866


2. Конституция (Основной Закон) Эстонской Республики — Таллин, 1978, с.З


3. X Барабанер, А Семёнов, Л Шер.Тенденции развития обществе-ных движений неэстонского населения Эстонии// Эстония-1995 г-15 июня, с.2


4. La prevention des conflicts en Europe: experiences recentes. Paris., 1994


5. Report of the CSCE ODIHR Mission on the study of Estonian Legislation invited by the Republic of Estonia, Warsaw, 1993, p. 19


6. Интеграция некоренного населения в эстонское общество: целевые направления, Таллин, 1997, с.З


7. Интеграция некоренного населения в эстонское общество целевые направления, Таллин, 1997, с.5


8. Интеграция некоренного населения в эстонское общество, целевые направления, Таллин, 1997, с.4


9. там же с.5


10. там же с.7


11. там же с.8


12. Интеграция некоренного населения в эстонское общество&apos; целевые направления, Таллин, 1997, с.9


13. Отправные положения государственной интеграционной политики Эстонии по интеграции неэстонцев в эстонское общество, Таллин, "Riigi Teataja", I 1998, 57,866


14. там же с. 12


15. там же с 16


16. Эстония, 25 ноября 1998 г, с 3


17. Государственная программа "Интеграция в эстонском обществе 2000-2007 гг.", Таллин, 2000 г., с. 12


18. Эстония, 10 декабря 1998 г., с.З


19. М.Корнышева, Д Кленский. Путёвки в Сибирь кончились// День за днём.- 2000 г.- 25 февраля., с.6


20. К.Сакс. Одна страна, много культур//Эстония.- 2000 г.-1марта., с.2


21. В.Андреев Шаг вперед на пути в тупик//МолодёжьЭстонин.-2000.- 5 марта., с.2


22. В Андреев.,Если эстонцы не могут участвовать в жизни страны, это ненормальная ситуация//"Эстония",- 2000 г.- 19 октября.,с.2


23. Report of the Government of Estonia "Integrating Estonia 1997-2000", Tallinn,?. 8


24. Report of the Government of Estonia "Integrating Estonia 1997-2000", Tallinn., 2000, p.7


25. Report of the Government of Estonia "Integrating Estonia", Tallinn, 2000, p 11


26. там же с 8


27. "Эстония", 2000 г, с.4

http://www.russiane.org/documents/analitics/